Гелюнг Тюрген
Мингиян шёл по улице и считал облака на небе.
— Это похоже на человечка, а это яблоко, а вон то… Барашек, такой пушистый, мягкий…
Вдруг из-за чьей-то калитки потянуло жареной бараниной.
— И вкусный…
Голодный студент-юрист Мингиян Пюрвеев со вчерашнего вечера ничего не ел. В общежитии кто-то стащил его кастрюльку с супом (так ладно суп, кастрюлю-то могли бы и вернуть). Ему не в чем было даже картошки отварить, и жизнь Мини приобрела серые оттенки. А тут — шашлык кто-то жарит… Да так вкусно! Да из баранины!
Юноша подошёл к забору и принюхался. У бедного Миньки голову кругом повело.
— Нет, ну так вкусно жарить шашлыки нечестно… —подумал он и постучал в калитку.
На той стороне женский голос кому-то что-то крикнул, заскрипел замок и выглянула милая девушка с длинной косой. Она увидела незнакомого парня и удивилась.
— Здравствуйте, а вы к кому?
— К барашке.
— К какому барашке?
— Которого вы жарите.
И тут живот Мини протяжно заурчал. Парень покраснел, а девушка рассмеялась.
— Пойдём, несчастный голодный. Как тебя зовут?
— Мингиян.
— А меня Айса.
Во дворе юноша увидел грядочки с укропом и клумбочки с цветами, качели, мангальчик и дедушку с бабушкой.
— Аава, ээчжя, у нас гости. Это Миня, он голодный. Давайте его накормим, а то у него живот на всю улицу урчит.
Миня снова густо покраснел. Дедушка с бабушкой переглянулись и приветливо улыбнулись парню.
— Менде! Проходи, почти всё готово.
— Пошли в дом, — сказала Айса. — Поможешь мне всё принести.
В коридоре лежали ковёр с калмыцкими узорами и белый котёнок. Он мяукнул, когда мимо прошёл Миня.
— Смотри, ты ему понравился!
На кухне висел календарик с Буддой, росли фиалки на подоконнике, на столе лежала раскрытая книга и жарились борцики на плите. Айса резала огурцы и попросила Миню достать борцики.
— Возьми себе несколько, голодный, бедняга.
Довольный Минька сел с большой тарелкой за стол. Какое счастье — борцики! Горячие, мягенькие, с сахарком, нежные — что может быть вкуснее калмыцких борциков! Никакие конфеты и шоколад с ними не сравнятся. Борцик — еда для всего: к чаю, к кофе, вместо хлеба, вместо булочки или пирожка, в дорогу взять, ребятишкам гостинцы передать, стариков угостить, посидеть поразмышлять о жизни.
Айса иногда поглядывала на него и улыбалась. До чего забавный парень! Из общежития, наверно. Худенький такой, голодный. Грех не накормить голодного человека.
Стол накрыли на улице. Айса и Мингиян принесли огурцы, салат и борцики, а аава Гаха торжественно поставил блюдо с дымящимся шашлыком. Миня сидел смирно, не хотел перед старшими показаться невоспитанным.
— Минька, что же ты сидишь? — сказал дедушка. — Ешь скорей, остынет. И не стесняйся, мы тебя не съедим.
Юноша кивнул и улыбнулся. Какой вкусный был барашка! Мягенький, нежный, как будто облачный. А вместе с борциком! Миня забыл, когда в последний раз так вкусно ел.
— Минь, ты у нас кто такой будешь? Из университета? — спросила бабушка.
— Ага, я учусь на юриста.
— А я на кондитера, а вечерами вяжу носочки и шарфики из овечьей шерсти, — сказала Айса.
Миня произвёл на ааву и ээчжю крайне хорошее впечатление: учится прилежно, вежливый, говорит красиво и не бе-е-е-екает как баран. На внучку иногда заглядывается. Надо бы их оставить, пусть вдвоём поболтают.
— Гаха, пойдём цветочки мои польём, вечером доешь.
Мингиян и Айса сидели и молчали. Парню было неловко начинать разговор. Девушка решила ему помочь.
— Почему ты пошёл учиться на юриста?
— Когда я был маленьким, мама часто водила меня гулять на Пагоду вдоль университетской улицы. И там в здании шестого корпуса, где суд, я очень любил читать одну табличку, «Хальмг Танhчин арбитражн зарh». А потом, когда подрос, спросил, а что такое этот арбитражн зарh? Она мне объясняла-объясняла, а понял только, что там работают дяди-юристы и помогают хорошим людям, когда их обижают плохие. Помнишь, как в «Мудрёшкином сыне», как он хотел стать сян-кюном? И я тогда тоже захотел им стать. Ты только не смейся.
Айса покачала головой.
— Какой ты целеустремлённый. Как будто второй Антон. А я с детства любила сладкое. В общем, ты видишь, — девушка махнула рукой по себе. — Бабушка не знала, плакать ей или смеяться, когда я из песка пожарила на нашей сковородке борцики и уверяла её, что это очень вкусно. Я хочу печь торты. Скажи же, так красиво, когда в магазине смотришь на полку — а там в ряд тортики всякие? С розочками, с бусинками, с шариками, с петельками, как будто игрушечные из сказки.
Миня хотел сказать, что ничего он не видит и ничего там лишнего нет, но постеснялся: вдруг подумает, что он нахал и с первой встречи комплименты пустые раздаёт?
Так они просидели до сумерек. Вместе убрали со стола, проверили бабушку, которая ну слишком подробно рассказывала дедушке, как вырастила вон ту белую ромашку. Ребята пожали плечами и пошли к качелям.
— Ты ещё не уходишь?
«Выгнать хочет?» — испугался Мингиян. Замялся, не знал, что сказать.
— Оставайся ещё ненадолго, аава не будет против.
Парень толкнул качелю и сел с краю. На лицо Айсы падал свет с фонаря над крыльцом. Вот что девчонки вечно себе что-то придумывают… Красавица она.
Вдруг задул ветер. Миня снял куртку и накинул на плечи девушки. Та с вопросом на него взглянула.
— Холодно, простудишься.
Она улыбнулась. Глаза у Миньки добрые, и голос приятный. Читать любит. Знает много. Заботливый, курткой прикрывает.
— Давай поиграем в города? Анапа!
— Астрахань.
— Норильск.
— Краснодар.
— Рыбинск.
— Красноперекопск.
— Какой-какой копск-копск? — юноша задумался. — Коряжма.
— Антананариву.
Айса расхохоталась, когда Миня удивился так, будто она ему город на Марсе назвала.
— Это где такое чудо находится скороговорное?
— На Мадагаскаре, это столица.
— Ай, вспомнить бы, где этот Магада… Мадгада…
— У тебя было плохо с географией?
— Очень плохо, я не понимаю карту. Нет, правда, ты посмотри: вот есть у нас Москва. А есть Чукотка. Они далеко? Очень далеко. Поэтому относительно Чукотки можно сказать, что Махачкала в принципе находится в Московской области. А что ты смеёшься? Разве я не прав? — и сам рассмеялся.
Они качались на качелях и болтали. Мингиян придвинулся немного ближе к Айсе, и так тепло ему на душе стало, когда Айса тоже придвинулась. Никуда уходить не хотелось. Там, в общежитии, холодно, голодно и тараканы, а здесь тепло, приятно и Айса.
— Хочешь, я тебе погадаю? — спросила девушка.
— Как погадаешь?
— По гороскопу, ты когда родился?
— Первого апреля 2000 года.
— Ага, так ты у нас Дракоша! Хм… Значит, тебе сопутствует удача в академических науках, ты человек нравственный, наполненный жизненной силой и энтузиазмом. Творческий и умелый. Не боишься говорить, трудолюбивый. Но иногда слишком мечтательный, любишь намечтать, а потом расстроиться, что всё получается немного не так. Очаровательная, дружелюбная и открытая личность. В работе ты найдёшь счастье или врачом, или писателем, или в людях. А в личной жизни с девушкой-Тигром или Змеёй.
Минька начал переваривать. Ага, Дракон, значит… Кто у нас там после Дракона идёт? Змея… Айса говорила, что на год его младше. Так получается…
— Это тебе звёзды сейчас сказали?
— Нет, ээчжина книжечка по гаданиям. Мы часто её читали, а потом все тексты запомнились.
Шёл десятый час. Через полчаса закрывалось общежитие, а Миня всё сидел, сидел и никуда уходить не хотел. К ним вышел аава.
— Что, сидите? Идите в дом, замёрзнете.
И тут юноша вспомнил, что через десять минут должен стоять на крыльце в часе ходьбы от дома Айсы.
— Оставайся у нас ночевать, — сказала ээчжя. — Темно на улице, холодно, вдруг запнёшься где, кости сломаешь. Мы постелим тебе на кухне матрас. И Айсуле нашей компания будет.
Мингиян расцвёл. Он был так счастлив, и это счастье сделало его таким красивым, что ему позавидовал бы даже вселенский красавец Мингиян из «Джангара».
Пока аава на кухне второй раз ужинал, Айса провела парня в свою комнату. Уютней комнаты он не видел — шкафчик с книгами, полочка с красивыми мелочами и фигурками, кровать застелена розовым пледом и мягкими игрушками, шторки беленькие и пахнет чем-то вкусным.
— Хочешь, покажу мою самую большую драгоценность?
Девушка достала с полки большую синюю книгу с надписью на монгольском.
— Это какой-то словарь. Что-то тут так интересно написано, но я пока не могу прочитать. Я мечтаю выучить монгольский. Эту книгу мне папа подарил, у него на прошлой работе разбирали инвентарь, и где-то нашли её. Привёз, что ли, кто-то. Хотели выбросить, а он меня в тот день с собой взял. А я тогда, вот бывают же совпадения в жизни, уже Монголию любила. И схватила её и принесла домой. Я пыталась читать через Тодо Бичг, но получается, знаешь… О-о-а-яяхя. Вот выучу монгольский, поеду в Монголию, а там и письмо их выучу. Ты был когда-нибудь в Монголии?
— Нет, никогда.
— Я так мечтаю туда поехать… Степи, как наша степь, пустыня Гоби, горы снежные… И лошади, и верблюды! Прямо как у нас. Но по-монгольски.
Миня лежал на матрасе, смотрел в потолок и думал. Вот надо же, шёл домой с занятий, постучался попросить поесть… Думал, что прогонят, ударят ещё. Не прогнали, пустили. Даже переночевать разрешили. Как здесь тепло… Намного теплее, чем в общежитии. Айса оставила ему на ночь борцики и конфеты. Ээчжя хотела ему ещё суп приготовить, он еле убедил её, что наелся так, что две недели есть хотеть не будет.
А что Айса ему нагадала… Если бы он ей совсем ни капельки не нравился, она бы с ним не сидела. И про мечту заветную не рассказала бы. И борциков бы не оставила. А если это просто вежливость? Жалость к голодному тощему пареньку? Как там говорят, жизнь человека не зависит полностью от двенадцати животных и пяти стихий…
Он уснул, а Айса думала о том же самом.
Утром Айса проснулась, вышла на кухню и увидела сложенное одеяло. Девушка вскрикнула, прибежали ээчжя и аава. Они нашли на столе записку рядом с пустой тарелкой: «Спасибо вам огромное, Миня». Аава обнял внучку:
— Ну-ну, не расстраивайся. Придёт ещё. Может, за цветами тебе побежал.
Он был почти прав. Миня пошёл к утренней службе в Хурул к зурхаче. Он был уверен, что тот всё благоприятно просчитает, и потом он пойдёт, купит у бабушек на рынке самые красивые цветы и подарит Айсе.
Когда человек приходит в Хурул, он становится другим. Невозможно не стать другим, когда приходишь в это место. Разуваешься, снимаешь шапку, ступаешь тихо-тихо по красным коврам. Мимо проходят ламы в красных робах, колокольчики звенят, и пахнет так волшебно благовониями…
Подошла его очередь. Сегодня принимал гелюнг Тюрген. Говорили, если приходишь узнать судьбу и попадаешь на гелюнга Тюргена, значит, всё у тебя хорошо будет.
Миня тихонько зашёл в светлый кабинет. За столом на широком стуле в позе лотоса сидел монах. Он приветливо улыбнулся юноше и показал рукой на стул.
— Здравствуй, юный друг. Пришёл про девушку спросить?
Миня чуть рот не раскрыл.
— Да… А как вы угадали?
— Увидел.
Гелюнг взял священную книжку и раскрыл где-то посередине. Почитал внимательно, покачал головой.
— Волнуешься ты слишком много. Понравился ты ей, напугал сегодня утром бедную девочку. Она ведь не зря погадать решила, она услышать хотела, что ты скажешь. И аава с ээчжей её не против. У неё родители в Волгограде работают, она в доме главная по хозяйству. Друга ей хочется хорошего, сильного. И аава за кого попало внучку отдавать не хочет. Никто ему не нравился, а тебя за стол позвал. Беги скорей к ней, она волнуется.
Минька выбежал в одних носках, наступил в лужу, за ним выбежал охранник. Бабушка на рынке как будто его ждала — юноша купил последний букетик розовых тюльпанов.
Калитка была открыта. Миня влетел на крыльцо, поскользнулся, упал на кота и поднял такой шум, что из-за забора соседи выглянули.
— Айса! — закричал он в коридоре.
Девушка сидела на кухне. Услышав знакомый голос, он вскочила и приложила ладони ко рту. Миня подошёл к ней и крепко обнял. Он гладил её по спине, и такой хрупенькой она ему казалась, такой маленькой. Вот как такую одну оставить?
— Бедненький, Минечка мой, где же ты так промок? — прошептала Айса. — То голодный, то мокрый… Я тебе одежду сухую дам, и одеяло, пойдём, согреешься.
Девушка нашла у аавы тёплые шерстяные штаны и рубашку. Миня закутался в одеяло и таким забавным стал, что Айса не удержалась и поцеловала его в замёрзший нос.
Они сели на диван. Юноша прижал к себе Айсу. Им вдвоём было так тепло, даже морось за окном казалась солнечной.
— Прости, что я так ушёл.
— Я заплакать сначала хотела, а аава ко мне подошёл, сказал, что ты ещё придёшь. Мне показалось, что это он так, чтобы успокоить, — она уткнулась носом ему в грудь.
— Они не будут ругаться, что я пришёл?
— Нет, совсем нет. Они скоро прийти должны, ээчжя повела его новый чайный сервиз смотреть.
Айса нащупала под подушкой книгу.
— Давай почитаем?
«…Неужели никогда не придёт сян-кюн и не скажет, что так жить нельзя и не заступится за нас? Вот когда я вырасту, стану большой и сделаюсь сам сян-кюном, тогда я буду за всех заступаться, всем помогать, чтобы никто никого не обижал. Ах, только поскорее бы вырасти! Мать не будет больше плакать, я никому не дам её обижать и, если увижу, что кто-нибудь обижает, вступлюсь за неё и скажу обидчику, что так поступать нельзя, нехорошо. Да, надо во что бы то ни стало сделаться сян-кюном!..»
Когда аава и ээчжя увидели следы мокрых ног, ведущие к внучке, они улыбнулись. Айса и Минька уснули, и так крепко они друг друга обнимали, что, казалось, нет никого больше в этом мире. Бабушка пошла наливать для них чай в новый красный сервиз.
История написана в рамках проекта "Проба Пера" в группе Блог. Писать легко
#БлогПисатьЛегко
#ПробаПера
13/15
